Глава 53

Они стояли у озерца, небольшого, напоминавшего лужу в камнях, но они видели, как из него пила ящерица. Значит, вода была чистой, и солдаты остановились около нее, наполнили канистры, напоили лошадей.

Прентис оглянулся. В восьми футах от него за каменным уступом притаилась гремучая змея.

— Я ее увидел, когда мы только сюда пришли, — добавил старик, — и ждал, что ты тоже заметишь. Нельзя надеяться, что тебя предупредят. Нужно самому быть начеку каждую секунду.

Прентис отошел от озерца и выхватил пистолет.

— Зачем? — спросил старик. — Она не причинила тебе зла. К тому же, если Вилья поблизости и не видел пыли от нашего приближения, он наверняка услышит выстрел. Подумай. Ничего не делай, не подумав о последствиях.

Прентис посмотрел на него и, почувствовав себя последним дураком, опустил пистолет.

Глава 54

На самом деле Вильи поблизости не было.

Его настоящее имя было Доротео Арранхо. Он родился в 1878 году, в штате Дуранго, к югу от Чиуауа, но на протяжении всей своей жизни он провел столько времени в Чиуауа и вокруг, что знал этот штат как свой родной. Учитывая его знание местности, экспедиции нелегко будет выследить его на нейтральной территории, не говоря уже о его родных местах. К тому же почти двадцать лет он только и делал, что скрывался.

В 1895 году он вместе с матерью-вдовой, братьями и сестрами работал в богатом мексиканском поместье. Он подружился с местной бандой угонщиков скота, был замешан в грабеже, провел несколько месяцев в тюрьме, пока расположенный к нему помещик не вызволил его. Вскоре после этого было совершено нападение на его сестру, и он убил обидчика, сына хозяина, на которого он работал; и, хорошо усвоив главный принцип правосудия того времени — богатые всегда правы, — тут же убежал в горы. Тогда ему было семнадцать, и, вероятно, для того, чтобы уберечь от преследований свою семью, он сменил имя на Франсиско Вилья; обычно его звали Панчо — распространенным уменьшительным от Франсиско. Помня о дружбе с шайкой бандитов, он украл лошадь из загона возле бара и присоединился к ворам, орудовавшим в Дуранго и Чиуауа. Может быть, недолго он работал батраком в Нью-Мексико, Аризоне и Калифорнии. Ходили слухи, что он побывал и солдатом. Но в основном он оставался бандитом и снискал себе славу Робина Гуда. Воруя скот в больших поместьях, он часть оставлял для себя, немного продавал, а остальное раздавал бедным крестьянам. В конце концов, бандитом его сделало в первую очередь самоуправство мексиканских аристократов, и ему доставляло удовольствие снабжать себя за их счет и помогать бедным.

Это было в годы правления Диаса, просидевшего у власти тридцать лет, и, когда в 1910 году разразилась революция, Вилье представилась возможность из бандита стать партизаном и делать то же, что и раньше, но уже во имя справедливости. Он был предводителем собственной банды, иногда носил усы, иногда сбривал их, был невысоким, коренастым, круглолицым и темноглазым. Один современник описывает его: “Этот крупный атлет встал и заговорил; его мощная грудь выпирала из-под мягкой шелковистой сорочки с расстегнутым воротом, откуда была видна широкая бычья шея”. У него были жены по всей Мексике, он заводил повсюду друзей, покорял людей своей манерой сидеть в седле и самими лошадьми, которых он выбирал — самых крупных, самых сильных и эффектных.

Учитывая его способности, неудивительно, что, ударившись в революцию, он быстро превратил свой отряд из пятнадцати человек в сорокатысячное войско. Его умение планировать налеты, совершать их и уходить безнаказанно очень пригодилось в партизанской войне. Самый его излюбленный военный прием — внезапное ночное нападение — был взят из бандитской тактики, и если бы не неожиданное нежелание взять бразды правления в свои руки, он мог бы управлять государством. Так или иначе, он упустил такую возможность. Карранса победил его. После этого, отверженный, изгнанный армией Каррансы, он начал проигрывать сражения, обнаружил, что США повернулись против него, потерял доступ к боеприпасам, видел, как его сорокатысячное войско сократилось до четырех сотен, и к 1916 году его злость на США и нужда в еде, снарядах и лошадях привели его в Колумбус.

После налета его банда сократилась почти вдвое, он направился на запад, как и предполагали американцы, но вместо того, чтобы напасть на Колонию Дублан и живущих там мормонов, для предотвращения чего и была, собственно, послана карательная экспедиция, он обошел вокруг этой местности и направился в глубь Мексики к горам на далеком юге.

Он остановился у подножия гор в городке Эль-Валье, где набрал новых людей. Набрал в буквальном смысле слова. Некоторые мужчины из поселка охотно пошли с ним. Других он уговаривал пламенной речью, стоя на повозке, а его люди на лошадях прикрывали его, в то время как он жестикулировал, сверкая черными глазами. Жители поселка уныло или тупо смотрели на него, и только некоторые качали головами. Один молодой человек, который там был, позже написал, что, когда дни отказались, он выстроил их в шеренгу, отсеял стариков и под вой женщин и детей приказал своим людям увести остальных под конвоем.

Из Эль-Валье Вилья двинулся дальше на юг, к Намикипе, где он сражался с войсками Каррансы и победил. Это было 18 марта, в тот самый день, когда колонна Першинга прибыла в Колонию Дублан, семьюдесятью милями севернее. Так он и водил их почти все время, опережая на несколько дней: в какой бы город ни пришли американские солдаты, им говорили, что Вилья здесь был и давно ушел.

Из Намикипы он отправился еще дальше на юг, в Рубио, перегруппировав свои силы, чтобы атаковать войска Каррансы в Герреро, на западе. Атака прошла успешно. Наступление было совершено ночью, гарнизон спал, часовых не было, и он взял город без единого выстрела. В соседнем городке Сан-Исидро все вышло наоборот. Предвидя сопротивление и желая прикрыть фланг, он послал часть своего отряда захватить и этот гарнизон, но там его люди встретили такое сопротивление, что им пришлось бежать, отступать к Герреро, куда пришли, преследуя их, и каррансисты и где состоялось главное сражение.

Оно решило все. Собственно, Вилья сам, не ведая того, все решил, когда оторвал людей от жен и детей в Эль-Валье. Теперь, вынужденный использовать всех своих людей, он вооружил их, и пока бежал вперед, чтобы возглавить поход, они открыли стрельбу ему в спину. Они, вероятно, думали, что в пылу сражения никто не поймет, с какой стороны его застрелили.

Беда в том, что, как только они начали стрелять, остальные солдаты потянулись назад, так что не было никаких сомнений, откуда летела пуля. Его ранили в ногу, сзади навылет, поэтому местонахождение стрелявшего не оставляло сомнений. Солдаты Вильи кинулись на предателей, многие крестьяне побросали ружья, подняли руки и замотали головами, бормоча, что сами не понимают, как это вышло. Их чуть не расстреляли.

Их спасло то, что ему было больно. Он корчился на траве, из ноги хлестала кровь, и вскоре его люди кинулись ему на помощь. Его ранили из “ремингтона” очень большого калибра, который оставил дыру диаметром в палец там, где вошла пуля, и величиной с кулак там, где она вышла, пройдя ногу от колена до берцовой кости и раздробив берцовую кость так, что еще несколько дней его люди вытаскивали осколки из раны. Они перевязали рану, обложили со всех сторон шинами, отнесли Вилью в повозку и под надежной охраной спешно увезли в безопасное место. Это произошло вскоре после полуночи двадцать девятого марта. Остальные люди, их было около сотни, остались охранять город и отдыхать. Через восемь часов, узнав, что Вилья, возможно, в Герреро, 7-й кавалерийский полк, который скакал туда целую ночь, пошел в наступление и захватил город, убив пятьдесят шесть и ранив тридцать пять человек. Если бы не принудительная вербовка в Эль-Валье и не последовавшая за ней месть крестьян, экспедиция США могла бы закончиться в Герреро через две недели после начала; вместо этого она, в конце концов, растянулась на год.